Том 1. Момент истины - Страница 63

Со слов Паши я знал: как и многие хуторяне, всю свою скотину Свирид держит у родственников, в деревне. Чтобы не отобрали, не увели аковцы или остаточные немцы. И там тоже немало: корова с телкой, пара годовалых кабанов, полтора десятка овец, да еще гуси.

Странное дело: Свирид, можно сказать, вывел нас на Казимира Павловского, считай, помог, а у меня к нему — ни признательности, ни элементарного уважения. Не нравился мне этот горбун с самого начала.

В третьем часу, взяв грабли, он ушел в сторону Каменки, и тотчас его жена с крынкой и маленьким лукошком проследовала к сестре. Теперь я уже не сомневался, что делает она это тайком от мужа. Спустя минуты девочка с жадностью ела кусок хлеба — очевидно, своего у них не было.

Я подолгу рассматривал ее в бинокль. Не знаю, кто был ее отцом — какой-нибудь фриц, Павловский или еще кто, — но малышка мне нравилась, собственно, чем она виновата?.. Ее все интересовало, она непрерывно двигалась, старалась все потрогать руками. Удивительно, что в свои два года она уже обладала женственностью, была занимательна, забавна, и когда, играя у крыльца, заснула на траве, мне стало скучно и одиноко.

И тут меня как в голову ударило — ведь мне сегодня двадцать пять лет!

Веселенький день рождения, нечего сказать... Сидишь в пыли на верхотуре, блохи тебя жрут, как бобика, а тебе и покусать в охотку нечего. И не зря ли сидишь, вот главное...

Да, четверть века — не семечки, можно сказать, половина жизни. Тут время и бабки подбить — кто ты есть и чего стоишь?..

Говорят, люди обычно довольны собой, но недовольны своим положением. А у меня наоборот. Мне нравится мое дело, и должность вполне устраивает. И риск по душе: тут кто кого упредил, тот и жив... Ценят меня, и наград не меньше, чем у офицера на передовой, чего же мне не хватает, чего?!

Сам понимаю: чердак слабо мебелирован — извилины мелковаты... Культуры не хватает, знаний кое-каких... Что ж, как говорит Эн Фэ, это дело наживное...

50. Доклад Полякова, вопросы прибывших и обсуждение

Вылетевшей из Москвы в Лиду группе оперсостава, возглавляемой генералом Моховым, не повезло: в районе Орши их транспортный самолет был внезапно атакован двумя «мессершмиттами», получил повреждения и совершил вынужденную посадку прямо на поле.

Москва требовала подтвердить их прибытие, а где они находятся, никто не знал. Наконец поступила радиограмма, что они ремонтируются своими силами и просят содействия. Пока Егоров связался с командующим ВВС фронта и за ними послали самолет, прошло еще время — они прибыли в Лиду с опозданием на пять часов.

Егоров был доволен, что прибывших возглавляет Мохов, спокойный, рассудительный генерал-майор, с которым он служил когда-то на Дальнем Востоке (они даже дружили семьями) и впоследствии не раз сталкивался по работе во время войны.

Они встретились у самолета как старые товарищи, обнялись сердечно, и Егоров прежде всего предложил пообедать, но Мохов отказался.

— Пусть покормят оперативный состав, — сказал он, кивнув головой в сторону спускавшихся по трапу офицеров. — А мы давайте сначала поговорим о деле.

По дороге от самолета к отделу контрразведки он рассказывал Егорову, как их внезапно обстреляли, как летчик насилу перетянул терявшую высоту машину через лес и как потом уже, после трудной аварийной посадки, «мессершмитты» несколько раз проходили над ними и поливали из пушек и пулеметов, стараясь поджечь.

Вместе с Егоровым и Поляковым в кабинет начальника отдела, кроме Мохова, из прибывших прошли еще двое: назначенный ответственным за радиотехническое обеспечение розыска инженер-полковник Никольский и новый «направленец», офицер, осуществлявший общее наблюдение за контрразведкой фронта, майор Кирилюк.

Занимавший до Кирилюка долгое время эту должность подполковник, месяц тому назад прибыв в командировку к Егорову, пожелал участвовать в захвате разведывательных документов противника в окруженном Вильнюсе, был в бою тяжело ранен и спустя трое суток похоронен в освобожденном городе. Кирилюка, подтянутого длиннолицего офицера, белокурого, с высоким прямым лбом и васильковыми глазами, Егоров и Поляков увидели впервые.

В кабинете расселись двумя группами: Егоров и Поляков за письменным столом, а прибывшие — в конце длинного приставного, куда Поляков сейчас же предупредительно положил розыскное дело, карандаши и несколько листов чистой бумаги.

— Как девочки? — усаживаясь, спросил Егоров у Мохова.

— Спасибо, хорошо! — улыбнулся тот. — Учатся, дежурят, помогают матери... Ну и, конечно, погрузки, разгрузки, уборка урожая, лесозаготовки — все как положено, — с заметным удовлетворением сообщил он. — Ольга через год кончает, совсем взрослая... Да и Катька уже невеста!..

Он осекся, вспомнив о сыновьях Егорова, вспомнив, что старшую, Ольгу, и одного из егоровских близнецов дразнили в детстве женихом и невестой. И, ощутив неловкость, предложил:

— Начнем.

— Николай Федорович... — Егоров повернулся к Полякову.

— Мы знакомились с делом в Москве, так что в курсе... — предупредил Мохов. — Нас интересуют сведения, поступившие уже после ночи, и разумеется, более всего конкретные соображения по реализации... Вкратце!

Поляков поднялся и, взяв карандаш, подошел к карте.

— Нами разыскивается сильная квалифицированная разведгруппа противника, действующая с заданием оперативной разведки в тылах нашего и соседних фронтов. Несомненна связь разыскиваемых с агентурой или же одиночным, весьма осведомленным агентом в тылах Первого Прибалтийского фронта, также несомненно стационарное наблюдение на железной дороге в Гродно или Белостоке и маршруты с визуальным наблюдением на рокадных коммуникациях Шауляй— Вильнюс—Гродно—Белосток.