Том 1. Момент истины - Страница 199

199

С эфиром, бог с ним, а вот сулема (Вы, видимо, имели в виду «карболку») пахнуть не могла, так как ее раствор не имеет запаха и поэтому его обязательно подкрашивают.

Л.А. Шесминцев (г. Электросталь)

Контрразведчики в главе 14 («Таманцев») Вашего романа для скорой сигнализации пользуются подражанием свисту рябчика, причем такой сигнал принимается на расстоянии 2 км(!). Вы, Владимир Осипович, к сожалению, не охотник. Разъясняю: свист рябчика (петушка или курочки — безразлично) слышен в лесу не более чем на 500-600 м, максимум до 1 км (при попутном ветре). По-моему, в последующих изданиях романа Вам следовало бы исправить эту несообразность: сократить расстояние до нескольких сот метров и лучше использовать крик дикой утки — кряквы.

М.И. Орлова (Белорусская ССР, г. Новогрудок)

В «Роман-газете» на стр. 61 Вашего романа прочла, что у Окулича «на божнице в переднем углу стояли иконы, католические».

Ставили иконы на божницу именно православные, а католики обязательно вешали их на божнице на гвоздиках.

М.Н. Портнов (г.Урюпинск)

В главе 17 «В Лиду» прочел «...стрелка на спидометре полуторки дрожала между цифрами «сорок» и «пятьдесят» — скорость для булыжного покрытия немалая». Я сам не раз ездил на «ЗИС-5» и на полуторке «ГАЗ-АА»: на спидометре этих машин не было стрелки, а был неподвижный индекс красного цвета, а вращались, проходя мимо этого индекса, цифры скорости в км/час, нанесенные на конический сектор спидометра. Ниже этого устройства располагался счетчик километража.

Об истине и активной псевдокомпетенции

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО КРИТИКУ Э.В. КАРДИНУ

Уважаемый Эмиль Владимирович!

Выступая 9 февраля с. г. в Минске на Всесоюзном совещании на тему «Героизм советских людей в годы Великой Отечественной войны и современная документальная литература», Вы коснулись моего романа «В августе сорок четвертого...» и, в частности, сказали:

«Я натолкнулся на одну вещь, которая мне объяснила, что документ выдуманный. Автор не знал, что пульроты были ликвидированы в 1944 году».

Насчет «выдуманности» документов в моем романе уже высказывались, и это было не ново, что же касается ликвидации пулеметных рот, Ваше утверждение было совершенно удивительным.

Дело в том, что и в 1944, и в 1945 годах я принимал непосредственное участие в боевых действиях, которые осуществлялись под прикрытием пулеметных рот; в то время я близко знал трех командиров пулеметных рот, с одним из них обмениваюсь поздравительными открытками по сей год.

Ваше утверждение было для меня удивительным и потому, что, как бы хорошо я ни знал материал, я не надеюсь на память: любая информация, любая деталь мною обязательно подвергается перекрестной проверке и только после этого является для меня достоверной. Справочные и подсобные материалы для романа «В августе сорок четвертого...», как оказалось при разборке архива, состояли из 24 679 выписок, копий и вырезок различного

Не скрою, что среди них были и штаты стрелковых полков военного времени, действительные с декабря 1942 года и до конца войны, точнее, штат № 04/551, так называемый ПШЧ (Полной штатной численности; утвержден НКО СССР 10 декабря 1942 года) и введенные позже к нему три схемы, рассчитанные на некомплект личного состава в частях. Как основным штатом, так и введенными позже тремя схемами с элементами кадрирования предусматривалось наличие в каждом стрелковом батальоне пулеметной роты трех- или двухвзводного состава.

И, наконец, Ваше утверждение было для меня совершенно удивительным в силу еще одного обстоятельства, о котором я позволю себе высказаться ниже.

Не скрою: прочитав стенограмму, я знал, что, выступая в Минске, Вы сказали неправду, но, не желая верить, что участник войны может утверждать подобную нелепость, и допуская, что в текст стенограммы «вкралась опечатка», я обратился к Вам с письмом, в котором попросил разъяснений.

В ответном письме 11 апреля с.г. Вы сообщили:

«Пулеметные роты были расформированы в конце 1943 или в начале 1944 года. По крайней мере во второй половине сорок четвертого их уже не было. Это мне известно, так как я служил в обыкновенной стрелковой дивизии и после войны изучал структуру частей и соединений, будучи слушателем Военно-политической академии».

Должен здесь заметить, что и на совещании в Минске и в своем письме Вы, Эмиль Владимирович, не делали никаких оговорок («как мне помнится», «если не ошибаюсь», «в нашей дивизии» и т.д.), Вы утверждали все определенно и категорично.

Через день после получения Вашего письма, находясь в Центральном архиве Министерства обороны СССР, я обратился к фонду 140-й стрелковой Сибирской Новгород-Северской ордена Ленина, дважды Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии, в которой Вы, Эмиль Владимирович, в 1944 году служили сначала литературным сотрудником, а затем секретарем редакции дивизионной газеты.

Достаточно было перелистать всего два дела для того, чтобы убедиться, что и «во второй половине сорок четвертого» года и в 1945 году, в 96-м Читинском, 258-м Хабаровском и в 283-м Красноуфимском, то есть в каждом без исключения стрелковом полку 140-й стрелковой дивизии, на которую Вы ссылались, было по три пулеметных роты (ЦАМО, ф. 1366, о.-1, д. 25, л.л. 109-110, 306-307, 333, 367-368; тот же фонд, о.-2, д. 23, л.л. 17, 72, 122).

Таким образом, Эмиль Владимирович, выступая в Минске на Всесоюзном совещании, Вы для демонстрации своей «проницательности» и «компетентности» приводили взятые Вами с потолка совершенно ложные аргументы.

199